Нам чертовски повезло с врагом. Нашими союзниками становятся не из-за того, какие «мы», а из-за того, какой «он».
Как Украине победить в войне? Правильный ответ: в одиночку – никак. Даже в информационной. Российское госвещание готовит контент на 30 с лишним языках — для Европы, Азии, СНГ и обеих Америк. Общий бюджет превышает миллиард долларов. А теперь вопрос – сколько украинских сайтов имеют хотя бы англоязычную версию?
Если кому-то кажется, будто рядовой редактор чешской-румынской-словенской ленты переводит украинские сайты «гуглом» – это иллюзии. В конце концов, сколько украинцев читают европейские издания с помощью переводчика в браузере? Так вот и трудолюбие иностранных коллег по цеху тоже переоценивать не стоит. Они берут контент, который понятен. Потому что Украина на экспорт ничего не готовит.
Наша проблема – в нашей самоуверенности. Мы привыкли считать себя частью «запада» и уверены, что взаимны в этом с европейцами. Но для западного мира все наши «донецки» и «лугански» — это далеко и не особенно понятно. Где-то между вторым миром и третьим.
И не спешите возмущаться. Что мы знаем о конфликте в Южном Судане? Том самом, где гибнут китайские миротворцы, а потери среди мирных даже не пытаются считать? Местные ребята из Боко Харам иногда вырезают деревни ножами – экономят патроны.
Так ведь это Африка, скажете вы. Ну да. Так ведь и мы до недавнего времени тоже были известны миру лишь тем, что у нас жили два чемпиона мира по боксу. Кинематограф в помощь. Комедия «Евротур» — отличное описание того, как среднестатистический американец видит центральную Европу. Ту самую, что мы считаем благополучной и на которую равняемся.
Единственное наше подспорье – это география. Потому что Донбасс и Крым в представлении «запада» – это одновременно далеко и близко. Далеко мировоззренчески – «где-то на востоке, former USSR». И близко – потому что на континенте, у границ, «между Москвой и Краковом».
Для заветного ЕС мы все равно третий мир. Мы двадцать три года не делали ничего, чтобы это представление поменять. Топтались на месте, проедали старое, не создавали нового. И теперь пожинаем плоды. «Алло, Ливия, вас скоро будут бомбить, срочно езжайте в Боливию».
Это для нас наша война – это гамлетовский вопрос. А для «них» — еще одна неприятная история где-то за пределами ойкумены. Внутри ойкумены живут «свои». За ее пределеами – по большей части «чужие». Которым сочувствие по остаточному принципу. Мы ведь тоже не особенно интересуемся тем, что происходит с теми, кого считаем «чужими», верно?
Наш кругозор – это Украина, Россия и немножечко Польши. Время, потраченное миром на нас, прямо пропорционально нашему интересу к миру. Чтобы наша война перестала быть для западного обывателя абстрактной историей об абстрактных противоречиях – нужно становится для него «своими». А этого хэштегами в твиттере не добьешься.
Единственное, что нас спасает – это наш противник. Россия настолько тщательно пытается походить на СССР, что ей это порой удается. Сирия, американские выборы, Черногория, дело Скрипалей – Москва выполняет за Украину ту работу, которая Киеву не по плечу и не по карману. Если бы Россия локализовала конфликт до двустороннего – про нас бы забыли. Но она сама охотно делает его глобальным.
С первого дня войны Киев транслировал войну не как противостояние двух стран, а как нападение Кремля на «запад». Но от нашей трактовки отмахивались – потому что «западом» готовы были считать весьма условно. И лишь усилиями самой Москвы мы теперь оказались частью общего контекста.
На фоне чудища, которое обло, озорно, столевно и лаяй, мы теперь пусть и не «свои», но куда менее «чужие». Естественная преграда. Стена на границе. Пограничье с востоком, который трясет ядерными мощами и хочет старого из страха перед новым.
Но эта наша интеграция в запад – она же от противного. Ситуативная история, созданная руками Москвы, а не Киева. Победа наступит в тот момент, когда мы и впрямь станем «своими». Когда вырвемся из того болота, в котором дрейфовали последние четверть века. Когда нас и «запад» будет объединять пространство ценностного, а не общий окоп.
Впрочем, лучше так, чем никак.
