Всем привет.
Вчера был на очередной встрече НГШ с блогерами. После первой — прошлой встречи, Виктор Михайлович пообещал, что следующая состоится через несколько месяцев и она таки состоялась. В этот раз приглашала пресс-служба Генштаба.
Итак, рассказываю, что услышал.
Армия у нас растет и модернизируется. Быстро или медленно могут судить только те люди, которые пробовали реформировать крупную компанию, остальные, кто не способен реформировать даже жизнь у себя в семье — вряд ли, хотя именно такие люди обычно лезут с самой активной критикой — это я уже от себя. За год создано 15 бригад, 2 полка и 4 дивизиона плюс 1 бригада, 6 полков и 11 батальонов тылового обеспечения. Хорошо подросла авиация, а вот ВМС — не очень, там основной рост предусмотрен на следующий год, причем пока мы рассчитываем только на береговую службу, потом уже будем думать, когда деньги появятся, о чем-то более серьезном.
Идут и изменения в структуре, например в высокомобильные десантные войска введены танковые подразделения, кстати, россия повторила тоже самое, спустя полгода. На текущий момент в строю 5 ДШБ, которые практически полностью укомплектованы техникой и личным составом.
Серьезным сдерживающим фактором является финансирование.
С техникой ситуация улучшилась, больших проблем нет, но мы ее, в основном, восстанавливаем — стоимость нового Оплота — 100 млн грн, а стоимость восстановления и модернизации до современного уровня Т-64 — 1-1.5 млн грн. Так что сами понимаете...
Проводится множество мероприятий — в т.ч. учений. В 2015-м году — 225 шт., в 2016-м — 298. Для сравнения в 2014-м — 69. Как сказал Муженко — может уже даже и многовато, но мы надеемся, что количество перейдет в качество и в дальнейшем их количество будет уменьшаться с параллельным увеличением отдачи.
Идет перетряхивание офицерского и высшего офицерского командования, только в этом году было переведено или понижено 33 только генерала. Многих из кабинетов переводят ближе к фронту. Заменено 12 военкомов, 3 — на очереди. На ситуацию с пропихиванием некоторыми депутатами своей кандидатуры на должность киевского военкома, Муженко заявил, что депутаты могут обсуждать кандидатуру НГШ, но кто будет военкомом решать, пока что, ему.
Исследовали боеготовность. Самая высокая — в добробатах — 70-80% (Айдар, Донбасс и пр.) там осознано готовы идти в бой в любой момент 70-80% личного состава (не забывайте, что теперь там тоже мобилизованные служат). Подразделение считается боеготовым, если это число 50-60%. В других частях ситуация хуже, чем в добробатах, но с приходом контрактников явно будет улучшаться.
По 7-й волне мобилизации, был вопрос, что ходят слухи, что ее не будет, но она будет, только будет называться не мобилизацией. Муженко ответил, что если она будет, то по иному она называться не будет и скрывать никто ничего тоже не будет. Но будет ли она — пока не понятно, это зависит от многих факторов. Это рекорд по слову «будет» на два коротких предложения, кстати.
Ситуацию с заявлением РНБО о возможном вводе военного положения он прокомментировал так — пока опасности нет, но дело РНБО смотреть вперед и если активность боевиков будет расти, то может возникнуть ситуация, когда его таки введут.
Обсуждали проблему с журналистами на передовой. Мои подозрения полностью подтвердил один из гостей — судя по всему как раз военный журналист с опытом Афганистана, Ирака и не только, жаль, не знаю его фамилии. Сказал, что во-первых такой свободы как у нас нет нигде. Там журналистов во время боевых действий на передовую не пускают, обо все им сообщает пресс-центр, а если сказано сидеть на базе, они будут сидеть — и никто не возмущается, потому что все профи. И вот тут мы плавно подходим к во-вторых: у нас нет почти военной журналистики, а отличие ее от гражданской — как у военной и гражданской медицины. Гражданские журналисты считают делом чести прорваться, куда нельзя и снять то, что запрещают — это рефлекс (как мы знаем, к сожалению, у большинства украинских журналистов рефлексы — единственное наполнение мозга, за исключением центра удовольствий, стимулируемого исключительно баблом). Надо учить журналистов и ограничивать им доступ на передовую. НГШ сказал, что он бы и не против, но надо понимать, как отреагируют люди на очередные крики наемных журналистов (ах, какое словосочитание-то вышло, Мустафа, надеюсь, икнул там) о том, что снова им оттоптали свободу слова и о очередном сокрытии сотен тысяч погибших солдат — «их там всех давно убили, а нас не пускают, чтобы доказательств не нашли!».
Я спросил о том, как они оценивают количество боеготовых войск на той стороне и наши шансы при полномасштабном вторжении. Ответ был такой — недавно ситуация моделировалась на штабных учениях. Для рашки взяли идеальные условия — вся армия боеготова, вся техника на месте, нет проблем с логистикой и поставками боеприпасов, еды, запчастей и всего прочего. Для нас — реальное положение дел. Как сказал НГШ, в такой ситуации «У нас есть шансы отбиться». В основном — за счет превышения болевого порога потерь россиян, которых, как известно, там не сильно берегут. Многое будет зависить от нашего общества — готово ли оно будет к большим потерям и от того, как производства будут справляться с поточным ремонтом. Впрочем, надо понимать, что ситуация в рашеармии далека от идеальной. Когда они начнут расконсервировать свою технику, их ожидают явно не меньшие сюрпризы, чем нас — а ведь по всем документам эта техника на ходу и в строю. А на деле — сколько с нее всего продали ушлые сержанты и старшины, сколько ее заржавело под открытым небом — неведомо. По личному составу тоже не все идеально на самом деле — у них в армии много срочников, а количество контрактиков, которое они хотели заполучить еще в 2012 нет даже сейчас. Ну а моральный дух рашеармии мы не раз наблюдали на Донбасе, когда они драпали, только пятки сверкали. Так что держимся, тьху х3, но расслабляться не надо, расслабляться не надо...
Второй мой вопрос был навеян комментаторами у Игоря Бигдана к одному из постов — что у нас с созданием ритуальной службы. Вотпрос действительно важный, потому что помимо чисто этической и человеческой стороны, откровенно влияет на боевой дух солдат. Не секрет, что в США, Израиле и многих других странах о смерти солдата сообщает их близким специальная служба, представители которой приезжают лично на дом к семье. Причем делают это в течение 6-8 часов после смерти солдата. У нас семья узнает в лучшем случае из похоронки, в худшем — из телевизора (привет журнализдам). Виктор Михайлович сказал, что планирую, как скоро — непонятно, так как реформировать будут все службы морально-психологического обеспечения но, судя по тому, что нас ждет еще и реформа военкоматов, то не ранее, потому что отделения службы будут работать на их базе. А военкоматы будут реформировать радикально — от переименования и далее.
Дальше пообщались по мелочам: что на маневры не явились 2/3 резервистов, что дезертиров никто, кроме военкоматов, не ищет и их нельзя снять с баланса МО, что проблема с инициативностью у офицеров, что нужен новый закон о службе в резерве, но он, как всегда застрял в Раде, что неплохо прошли учения Летняя Гроза в ходе которых учились, помимо прочего, перебрасывать силы от одного направления вероятного удара к другому и что будет скоро их вторая часть и что Ярош так и не стал советником НГШ — просто не приехал вступить в должность. Потом Муженко и волонтеры, ветераны АТО некоторое время обсуждали незаслуженно забытые события некоторых эпизодов сектора «Д». Кажется, сошлись на том, что это все надо систематизировать и сохранить для истории.
Завершил нашу беседу НГШ такими словами: «Головна умова перемоги — єдність українського суспільства».
Вот тут я точно с ним соглашусь.